Троицк — родина постмодерна?

Если с центральной улицы Троицка свернуть на улицу Гагарина, далеко на западной окраине города перспектива будет замыкаться вертикалью причудливых очертаний.

Чем ближе к ней подходишь, тем изумленней различаешь в невыразительном окружении силикатных пятиэтажек ажурную башню изящных пропорций.

И хотя сразу понятно, что это водонапорная башня, долго не покидает иллюзия, будто пудом уцелел донжон средневекового рыцарского замка, невесть как оказавшегося в азиатской глубинке.

Подобное впечатление, конечно, неслучайно. Внимательно приглядимся к сооружению и увидим, что архитектор намеренно вызвал такую ассоциацию, восьмигранный объем зрительно увеличен по высоте множеством вертикальных тяг, островерхими пинаклями, заостренными стрельчатыми наличниками окон и входов. Приемы романской и готической архитектуры выдают умелую руку европейски образованного зодчего, явно тяготевшего к романтизму.

Где мы могли видеть аналогичные постройки? В старинных русских усадьбах конца XVIII века, когда с легкой руки Василия Баженова и Матвея Казакова в отечественной архитектуре впервые прижились готические мотивы? Или в первой половине XIX века, когда на короткое время на архитектуре России сказалось всеобщее увлечение романтизмом с его тягой к средневековому, мистическому, сказочно противопоставленному будничной реальности?

Вспомним «Шанель» Андреаса Менеласа — величественную часовню, внезапно вырастающую в тенистых глубинах царскосельского парка. Или церковь в петербургском пригороде Парголове, построенную Александром Брюлловым по образу стремительно взмывшего вверх готического храма.

Сходство троицкой башни как с произведениями раннего, так и позднего романтизма в архитектуре несомненно. Признаться, поначалу мне показалось, что передо мной сооружение как минимум полуторавековой давности. Но еще больше я был удивлен, узнав, что оно построено в 1927 году.

Вот уж поистине сюрприз: в годы, когда по всей стране вырастали лаконичные постройки конструктивизма, в Троицке возник далекий отголосок всеми забытого романтизма. Как это могло случиться? Ведь советская архитектура не знала ничего похожего.

Скупые документы Троицкого филиала областного архива повествуют о строительстве в городе водопровода. Руководил работами инженер И. Глазков. Встречается и фамилия автора проекта водонапорной башни — В. Санжаревский. Историку архитектуры это имя ничего не скажет. Разве что любопытным будет отметить происхождение фамилии от географического названия Полтавской губернии.

Картина прокладки водопровода в городе больше проясняется, когда знакомишься с фотографиями из коллекции местного историка и краеведа Мужипа Вихитовича Вахитова. Вот одна из них, особенно, на мой взгляд, интересная. На широком панорамном снимке видны десятки людей, копающих канавы Фотография позволяет разглядеть увлеченность, энтузиазм работающих.

Это городской субботник, на который вышло практически все население Троицка. Пояснение краеведа, казалось бы, очень далеко от архитектуры, но именно оно вооружает ключиком для прочтения архитектурного образа.

Итак, что же такое для послереволюционного Троицка водопровод? Коммунальный объект, бытовое удобство? Не только. Скорее, воплощенная мечта о близком светлом будущем, оправдание недавних лишений и мук. Революционная романтика пронизывала в те годы многие начинания. Была она, несомненно, и в строительстве водопровода. Наблюдение по фотографии согласуется с архивными документами, из которых следует, что работы велись сверхбыстрыми темпами — при полном отсутствии строительной техники.

Романтика и романтизм — слова однокоренные. Видимо, интуиция архитектора В. Санжаревского подсказала ему точное образное решение. На рубеже столетий в России уже был накоплен изрядный опыт строительства водонапорных башен. В том же Троицке возле вокзала в 1910-х годах построили массивную башню с «готическими» архитектурными деталями. Огромные по тем временам сооружения, видневшиеся отовсюду, так естественно наряжались в средневековые одежды: этим подчеркивались величественность, высотная доминанта.

Так что вроде бы Санжаревский ничего нового не изобрел, Однако от ставшей привычной «кирпичной готики» он вернулся к отделке штукатуркой и кроме аркатурных поясов и стрельчатых окон использовал едва ли не весь арсенал средневекового архитектурного стиля.

Видно, Зодчий был большим мастером: некоторые архитектурные детали получили как бы двойное прочтение. Обратим внимание на Окно первого этажа. С одной стороны, перед нами так называемое термальное окно (по названию терм — популярного в Древнем Риме жанра архитектуры). Еще такое окно называют палладианским по имени гениального зодчего позднего Возрождения Андрее Палладио.Мастер из Виченцы так кардинально повлиял на развитие мировой архитектуры, что ее развитие справедливо делить до Палладио и после Палладио.

Такие выдающиеся архитекторы, как И. Старое, Д. Кваренги, те же В. Баженов и М. Казаков, Ч. Камерон, Н. Львов, справедливо считали себя палладианцами. Так вот, в 1910-е годы в европейской (и, в частности, в русской) архитектуре появилось такое стилевое направление — неопалладианство. Его блестящими выразителями были архитекторы И. Фомин, А. Таманян, А. Щусев. Автор проекта троицкой башни как будто продолжает, хотя, и с большим запозданием, это направление.

Но имеется и другое прочтение той же архитектурной детали. Ироничное, как бы игриво деформированное обращение к классическому наследию — это уже специфическое мышление мастера постмодерна, современного направления в архитектуре, исток которого, однако, можно отыскать в довоенных сооружениях.

Такая двойственность apхитектурного образа — свидетельство высокого профессионализма архитектора. Можно смело утверждать, что Санжаревский создал произведение отнюдь не местного значения. О высокой культуре зодчего говорит и такое наблюдение.

Восточная окраина Троицка до сих пор акцентирована высотной доминантой — мечетью Гатауллы муллы, островерхий минарет которой виден со всего города. Водонапорная башня выросла на западной окраине города. Когда улица Просвещения (нынешняя Гагарина) еще не была застроена пятиэтажками, башня доминировала над округой. Получалась интереснейшая градостроительная ситуация: на востоке — мечеть, в азиатских формах олицетворяющая Восток, на западе — башня, готической стройностью символизирующая Запад. Такая метафоричность для Троицка — не случайная прихоть. Вся история этого порубежного города — осуществление связи между Востоком и Западом. На здешних базарах уральская пушнина соседствовала с китайскими шелками, татарская слобода гляделась в кварталы русских переселенцев.

Центр крупнейшей ярмарки, город — посредник в сношениях России с народами казахских степей и более далеких пределов, Троицк стал воплощением петровской «восточной политики». Как умело, тонко Санжаревский воплотил этот комплекс историко-культурных идей в своем, на первый взгляд чисто утилитарном сооружении.

Водонапорная башня числится архитектурным памятником, в чем убеждает традиционная табличка. Но состояние объекта наполняет понятие «памятник» иронией. Облупленная штукатурка, зеленые потеки по стенам… Башня до сих пор исполняет свои прямые функции. Принято думать, что первоначальная функция архитектурного памятника — это неплохо. В данном же случае, мне думается, столь значительное сооружение и поистине уникальное в архитектурном отношении могло бы быть приспособлено для культурных целей.

Например, для устройства в башне музея «Старый Троицк» со смотровой площадкой на крыше, как это сделано, например, во Владимире и в Кишиневе. Или пусть бы в башне поселился музей водопровода, как в Харькове. В любом случае памятнику нужен заботливый хозяин, которого бы волновало, скажем, отсутствие водостоков.

Чтобы изменить отношение к башне Санжареаского, достаточно узнать хотя бы то, что подобного памятника раннего постмодерна больше нет во всей России.