«Коба! Коба!! Коба!!!»

Семь городов нашей страны, расположенных в разных ее частях, стали с 1924 года (постепенно) называться именем «гениального» Сталина. Так Юзовка, Царицын, Дюшаибе (Душанбе), Кузнецк, Цхинвали и Бобрики (Подмосковье) превратились соответственно в Сталине, Сталинград, Сталинобад, Сталинск, Сталиниси и Сталиногорск.

Но ныне мало кто знает, что и Челябинск в свое время пытались переименовать в город Коба, дать ему одну из партийных кличек Иосифа Виссарионовича Джугашвили.

В те годы массированная пропаганда опасной политической догмы обострения классовой борьбы по мере приближения к социализму только-только начиналась.

Но уже тогда стало понятно и ясно, что в таких опасных условиях победа трудящихся масс возможна только во главе с мудрым И. В. Сталиным. Его слова о врагах, окруживших плотным ядовитым кольцом бастион социализма, принимали как истину в последней инстанции.
И ученые, и не очень, и вовсе не грамотные люди слепо повторяли фразы о лучшей жизни, сказанные хозяином.

Поэтому 27 августа 1931 года челябинцы не удивились первой полосе областной газеты с лозунгом-плакатом в верхней части. На ней теснились крупные и правильные слова: «Победы в стройке индустриального Челябинска — победы генеральной линии партии, руководимой ЦК и товарищем Сталиным!».

А внизу, под этой тогдашней аксиомой, бросалось в глаза обращение к горожанам: «Пролетарии Челябинска! Слушайте призыв строителей тракторного первенца, зачитайте и обсудите призыв строителей Тракторостроя в каждом цехе, в каждой шахте, смене, бригаде, в каждом бараке! Тракторостроители ждут ответа и обращаются с просьбой к районной партконференции».

В обращении говорилось:

«Старая Челяба с каждым годом все больше и больше уступает место бурно растущему новому социалистическому городу, стройки которого есть практическое выражение генеральной линии партии, результат разгрома правых оппортунистов и контрреволюционного троцкизма. Город, который под руководством партии и ее кипучего рулевого товарища Сталина выражает в их представлении индустриализацию страны, не должен больше носить название Челяба (в переводе на русский язык—яма), Вот почему мы просим партийную конференцию возбудить ходатайство перед вышестоящими организациями о переименовании Челябинска в город Коба — имя, которое носил товарищ Сталин в славные годы своей подпольной революционной работы, в рядах большевистской партии, под руководством товарища Ленина. Вперед, к полному построению социализма!»

Обращение подписали 27 человек, представляющих 82 бригады и проминтеллигенцию, а также представители школ рабочей молодежи, фабрично-заводского обучения (ученичества) и ликбезов. И подписи — «поддержали письменно и устно»: секретарь парткома тракторостроителей Кайгородов, заместитель председателя постройкома Невидимое, начальник строительства Ловин, зам. директора Потапов, председатель заводского кооператива ЧТС Морев, председатель депутатской группы Черепанов, секретарь комитета ВЛКСМ Степанов…

Утром следующего дня городской партийный комитет организовал митинги на всех предприятиях и стройках, продолжавшиеся до вечера. На них выступили не только партийные функционеры и административные руководители, но и рабочие «от верстаков и станков, молотов и лопат», призвавшие своих товарищей поддержать «марксистскую, большевистскую, патриотическую и народную» мысль тракторостроителей.

И такая мысль, шедшая «от самых низов», была с энтузиазмом поддержана на ферросплавном заводе. Здесь состоялся грандиозный, невиданно многолюдный митинг, на котором сотни людей, повинуясь единой команде, ревели: «Долой старорежимное имя Челябы! Наш город — Коба! Ко-о-о-о-ба, Ко-о-о-о-б-а-а!!!».

Это слово, имя-символ и имя-бог, повторяемое с определенным интервалом сотнями крепких глоток, было услышано чуть ли не в центре города. Затем шум стих, и на трибуну-лестницу взобрался славный малый в рабочей спецовке старший барака № 11 строитель Жигарев. Сняв картуз, он исступленно колотил себя в грудь и почти в беспамятстве от волнения, громовым шепотом повторял:

«Товарищи дорогие, любимые мастера наши, партийцы! Да што тут мы все тратим время разговорами?! Надобно нам всеми артелями, дорогие товарищи, гамбузом ит-тить в центру с флагами. Ведь начальство надоть склонить к артельной нашей мысли. Пусть оно послухает народ!».

Толпа, восторженно загудев, двинулась через проходную, соблюдая порядок и организованность. У строящихся четырех зданий (ныне улица Российская) к ним присоединились каменщики и плотники, рабочие ЧГРЭС, кирпичного и кожезенного заводоз. В колонну вливались группы рабочих и служащих учреждений, домохозяйки, учащиеся, красноармейцы Красных казарм. Вскоре многотысячная толпа заполнила площадь Революции и все примыкающие к ней улицы.

Но вся эта масса людей, несмотря на кажущуюся стихийность ее возникновения, продуманно направлялась в необходимые и оговоренные рамки. Люди несли портреты «великого кормчего и любимого вождя», им кто-то уже успел раздать заранее подготовленные транспаранты, лозунги и плакаты с необходимыми фразами.

Газета «Челябинский рабочий» на другой день в статье «Сбор на площади Революции», сообщила:

«Вчера к 7 часам вечера на площадь Революции со всех концов города двинулась многотысячная колонна рабочих, красноармейцев, служащих, учащихся. На плакатах, на знаменах пламенели лозунги-ответы на обращение строителей Тракторостроя: «Переименовать Челябу в город Коба, имя которого носил товарищ Сталин!»

Плакаты-заклинания, лозунги-ответы, транспаранты и щиты с изречениями вождя и его соратников образовали среди взбудораженного людского моря островки кумачовых плакатных цветников. Они, перемещаясь (по указке) во всех направлениях, скоро оказались вместе и образовали нечто геометрически стройное, похожее на буквосочетание «Коба». Оно, застыв среди «революционно — патриотических пролетариев», стало своеобразной трибуной, в центре которой оказался кем-то приготовленный помост.

Буквально через минуту-две на нем появились ответственные товарищи, известные всему городу: секретарь горкома Баранов и райкомовец Румянцев в полувоенной одежде. И тот, и другой, умело командуя многолюдным «оркестром», предоставляли слово заранее подготовленным ораторам. Они, конечно же, «от себя и своих товарищей», во-первых, повышенные трудовые обязательства и, во-вторых, сбереженные таким образом будущие средства посвящали в «копилку нового социалистического, рабоче-крестьянского форпоста индустрии, сталинско-большевистского города Коба».

Именно с такими обязательствами выступили слесарь плужного завода Старичков, строитель ферросплавного комбината Степанов, плотник ЧТС Угодников, рабочий ЧГРЭС Плужников, конюх Ванин и другие, всего тридцать человек. Все ораторы предложили поддержать их «собственные» патриотические начинания и просили подписать обращение к секретарю Уралобкома И. Д. Кабакову, которого просили «скорейше рассмотреть вопрос о переименовании старорежимного названия Челябинска в город Коба — революционный псевдоним великого Сталина на подпольной большевистской тропе!».

Но шумная, хорошо организованная кампания по переименованию закончилась сразу же, словно по команде сверху. Вероятно, мысль о переименовании не входила в планы вождя, и он выразил неудовольствие ее главным дирижером. Скорее всего правитель и его присные догадались, что идея о переименовании Челябинска созрела не в «низах народных масс», а в тиши руководящих кабинетов, обитатели которых желали как то и чем-то выделиться.

Подобные деяния (их организация) считались в те годы в порядке вещей, так как тогдашние соратники «гения человечества» так или иначе стремились увековечить свои имена на фасаде новой социальной системы. Только жаль, что никто из тогдашних руководителей нашего города не подумал о том, что уж очень неказисто и нелепо звучали бы в случае «удачи» с переименованием различные бытовые словосочетания.

Представьте себе: «кобанский электрометаллургический комбинат», «кобанские тракторы», «родился в Кобе», «Вечерний Коба», «гостиница «Коба», «средняя школа имени Кобы», «рабочий-кобанец», «кобанские пельмени», «часы с кобанской маркой», «они нашли друг друга в Кобе», «призывник-кобанец» и т. д.