Усталые фасады

Она — везде, где человек. Даже шалаш — сооружение архитектурное. Не говоря о деревенской избе. Архитектура начинается с калитки, ворот, двора, она повелевает формами стен, оконных проемов, крыши… Она входит в сам дом, в его интерьеры: печь, полати, красный угол…

С оговоркой можно сказать, что архитектур — две: та, которая держалась на практике, «необразованная», и та, которая обросла теорией, профессиональная. Между ними предполагается некая грань, на которой первая архитектура закончилась, сошла на нет, а вторая взяла старт. Она-то, вторая, обычно и признается «настоящей» архитектурой.

Есть ли «настоящая», как в большом городе, архитектура в Верхнеуральске?

Есть и она.

Значит, в этом городке можно отыскать такие сугубо архитектурные, не всем понятные слова, как фронтон, тимпан, ризолит, фриз, пилястра, аттик, лопатка, волюта?

Да, сколько угодно. Я не видел в Верхнеуральске только классический портик. Чтобы хотя бы четыре колонны, а на них треугольник фронтона. Чего нет, того нет. Правда, крыльцо в доме Закира Рамеева «собрано» из двух колонок, на которых держится фронтончик. Да, отдаленная схожесть с портиком, но его не сравнить, например, с восьмиколонным портиком оперного театра в Челябинске. Может быть, к месту сказать, что в архитектуре Верхнеуральска нет и мрамора с гранитом, если не считать надгробия на кладбище.

Пусть мраморных колонн и портика в Верхнеуральске нет, но все-таки в нем представлены архитектурные стили?

Представьте себе, представлены. Ну, какое-нибудь барокко в нем, конечно, не найти. И готика не замечена. Но много от классики. Еще больше от эклектики (смеси стилей). Успел показать себя модерн. К сожалению, то, что позже модерна, строения советских лет, — единственное наследие, которое, пожалуй, и не архитектура. Город без сожаления избавился бы от него. Советской власти на долгие годы хватило купеческих особняков и магазинов. Ее, может быть, в какой-то степени оправдывает то, что она приспособила их под административные здания, дома культуры, школы, больницы, библиотеки и детские сады, но все-таки и сама могла бы построить что-нибудь достойное своего времени.

«Стильной» архитектуре Верхнеуральска — сто лет. В том ее достоинство и в том ее ущербность. Проще говоря, прекрасно, что здесь сохранилась давняя архитектура, плохо то, что она одряхлела. И требует обновления, реставрации.

И дождется ли она нашей благосклонности?

Хочется верить. Она терпелива, архитектура предков. Долго ждала. И продолжает ждать…
Все-таки важно хотя бы утвердиться в мысли, что архитектура в Верхнеуральске — есть.

А разве не аргумент то, что об архитектуре Верхнеуральска написана книга? Она называется «Патриарх городов Южного Урала». Ее написали магнитогорские архитекторы профессор В. Федосихин и доцент В. Лосев. С ученой высоты, во всех подробностях, без снисходительности, но не без увлеченности авторы изложили историю верхнеуральской архитектуры от истока до 1917 года и на этом фоне нарисовали «портреты» не одного десятка строений, которые достойны того, чтобы оставаться во времени. Книга щедро иллюстрирована снимками, рисунками, планами, схемами. Эти мои заметки во многих случаях опираются на «фундамент», заложенный архитекторами из Магнитогорска.
Знаменательно, что магнитогорские ученые приобщились к верхнеуральской истории. Это особая тема — два соседа, Верхнеуральск и Магнитогорск: один — на советской власти «остановился», а второй с нее начался.

Кто строил в Верхнеуральске?

Известно кто — купцы. Сначала — магазин, потом — особняк. Или, может быть, наоборот.

А кроме них?

Кроме них — казаки. Кое-кто из них. Мещане, отдельные (краснодеревщик Богомолов). Священники. Кто-то из интеллигенции — учителя (Емельянов), врачи (Клячкин). Между прочим, фельдшер Кошелев построил один из лучших домов города.

Итак, лавка, какая она в Верхнеуральске?

На улицу — кирпичным торцом. Вся она, лавка, длинным прямоугольником, — во дворе, а к людям — квадратом торца, и он — фасад. Правда, он весьма привлекателен. Украшен обильно. Например, как магазин Мансурова. Посредине — широкая, в две створки, дверь, обитая железом. Справа и слева от двери — окна. Высокие, поверху — луком, а над ним, будто бровь, сандрик. По углам — лопатки с кирпичными кольцами, треугольниками и другими фигурами. И фриз весь в зубчиках. А главное, аттик над дверью. Вроде зряшная, без всякой пользы надстройка. Но без аттика, тем более такого фигуристого, фасад выглядел бы куцым. Аттик и две тумбы по углам возвышают его, придают ему толику дворцовости и даже торжественности.

Значит, правило: торец — на улицу, на нем дверь и два окна по бокам. Эту конструкцию можно удвоить, то есть соединить два торца — таков магазин Куликова. Возможны другие варианты, если это уже не лавка, а большой магазин, торговый дом. А правило — дверь и два окна.

«Лицо» дома

Если упростить, то жилой дом — это четыре плоские стенки с окнами и дверью, а над ними — два или четыре ската крыши. В принципе такая конструкция — и голая — вполне пригодна для житья. Но люди с незапамятных времен почему-то норовили во что-то принарядить конструкцию, чем-то украсить свое жилище. Облицевать. Дать ему «лицо».
В самом деле, если фасад — лицо, то окна — что? Да, глаза. Сандрики над ними — что? Да, брови. Двери с крыльцом и ступенями к нему — вроде рта с подбородком. Угловые лопатки — очертания щек с ушами. Карниз — челка, а крыша — как головной убор.

Лицо дома надо обязательно украсить. Почему-то. Навести макияж. Окна обрамить наличником, по карнизу протянуть ажурную резьбу, вертикали углов подчеркнуть чем-то вроде пилястр или лопаток, а на них навести геометрические фигуры, розетки, филенки. Если дом никак не украшен, то он или незавершен, или необитаем, или нелюбим.
В Верхнеуральске есть на что посмотреть, фасады на любой вкус, но один превзошел остальные. Это дом Емельяновых. Он, как утверждают, построен по проекту Алексея Емельянова, студента архитектурного факультета, приехавшего домой на каникулы. В этом доме я когда-то бывал у учительницы всех эпох Александры Павловны Емельяновой, но тогда, как помнится, он не выглядел так броско. Может быть, жилому дому такая броскость избыточна, но в этом случае она простительна, потому что объясняется любовью хозяев к своему творению. И к тому же это — явный эксперимент.

В доме Емельяновых сошлось и переплелось очень старое и очень новое. Сам сруб сбит по древнему обычаю, а, например, переплеты окон — франтовато модерновые. Наличники и фриз выточены и вырезаны на старый манер, но карниз взмыл вверх углом, что необычно, а тимпан фронтона декорирован невиданно. Тем не менее фасад настроен на праздник, может быть, не всегда уместно.

Изначально жилые дома Верхнеуральска — срубы, стоящие на низком бутовом фундаменте. Потом под срубом вырос цоколь, глухой. Позже цоколь подрос и обзавелся окнами. Наконец, цоколь стал кирпичным этажом, а на нем — все тот же деревянный сруб. Выше двух этажей жилой дом в Верхнеуральске не поднялся.

Хочу выделить еще одно строение Верхнеуральска — уже упомянутый дом Кошелева. Откуда он здесь, этот откровенный модерн? Дом-то кирпичный, что не скрывается, но его подкарнизная полоса отштукатурена «под бетон», который в те годы — большая редкость, даже в имитации. Как и положено модерну, на стенах много «голых» плоскостей, хотя и декор не скуп. Но более всего нагружен правый угол, ризолит с дверью. Истинный портал. И «лежачее» окно над входом, и изогнутый дугой карниз, и «слепое» окно внутри дуги, и кронштейны под карнизом, и аттик за дугой, расчлененный так и сяк — вся эта наддверная свита едва ли не вдвое превышает высоту самой двери.

Мне нравится дом, построенный фельдшером Кошелевым. Да, он из прошлого, но нисколько не устарел. И не только в конструкциях, но и стильно. Стоит, будто построен десять лет назад.

Что характерно для Верхнеуральска, особенно «жилого», — его крыши, если присмотреться, низкие, снизу едва заметные. И не сразу на них отыщутся дымовые трубы. Не знаю, почему так. Может быть, тому есть объяснение.

Естественный отбор в архитектуре история осуществляет без сантиментов: богатые строения — в памятники, бедные — в небытие. Наверное, это не очень справедливо. Ведь лучшие (богатые) здания возникли не из ничего, а из опыта «типовых» (бедных). К тому же мы должны знать не только о том, как жило богатое меньшинство, но и бедное большинство. Тем более что проект «обычного», «простого» дома создавался творчеством безвестных зодчих и «шлифовался» в течение сотен лет.

Сафроновы, строители!

К сожалению, время не сохранило имена людей, которые строили город. Наверное, Верхнеуральск, особенно на первых порах, приглашал мастеров со стороны. Но имя одного «прораба» известно, и он — из своих, доморощенный. Это Поликарп Гаврилович Сафронов, мастер на все руки.
Сафроновы, они из плотников. Если глубже взять — из мужиков. Поликарп Сафронов из мужиков и был. Постиг плотницкое дело, иконостасы ставил. Разбогател. Подряды брал. Много чего построил в Верхнеуральске, от церкви до тюрьмы.

Брат его, Федор, тоже и плотник, и столяр, и модельщик. Один из первых строителей Магнитки.
Когда после ранения при форсировании Днепра Николай Сафронов вернулся домой, подался на стройку — плотником.

От верстака стартуя, Сафроновы поднимались высоко, очень высоко. Николай, племянник Поликарпа и сын Федора, стал главным строителем Южного Урала, начальником главка «Южуралстрой». Герой Труда. Депутат. Делегат. Доцент. Ордена, медали, звания… Все сполна.

Это — самое начало двадцатого века. Городской голова — Василий Гогин, «первый» купец Верхнеуральска. Прогрессист. Закупил телефонную станцию для города. Открыл клуб «Люкс» (Сафронов строил), приобщил верхнеуральцев к кино, к немому. Пригласил угощаться: кто победнее — пожалуйста, в чайную, кто побогаче — пожалуйста, в ресторан. Поставил на улицах фонари. То есть к культуре тянул город.

То было лучшее время Верхнеуральска. Может быть, время расцвета. Может быть, пик. Более 18 тысяч жителей. Вершина обитания. Тогда, кстати, в городе появились и первые «промышленные» сооружения — водочный завод Рассохина, пивной завод Рамсдорфа, мельница Гогина, которые в те времена наделялись едва ли особняковой «архитектурной красотой».

Новостройки тех лет теперь — памятники старины, главное наследие Верхнеуральска. Потом город пойдет «с горы». Василий Гогин, настаивавший на том, чтобы железная дорога не миновала Верхнеуральск, никого не убедил. Он понимал то, что понимали далеко не все верхнеуральцы: паровоз — не лошадка, едет быстрее, везет больше. И надо не отворачиваться от уговоров, не рассылать отказные депеши, а напрашиваться на «чугунку». Кто знает, как сложилась бы судьба Верхнеуральска, если бы к нему была протянута рельсовая дорога. Наверное, он что-то потерял бы. А потерял бы, по опыту других, как раз свою старину. Но обрел бы мощь и рост. А теперь ни мощи, ни роста. И старина под вопросом.

Окно цесаревича

В 1891 году одну летнюю ночь в Верхнеуральске провел молодой цесаревич, будущий император Николай II. Его поселили в тогда еще новом здании городской управы. Столичный кортеж прибыл поздним вечером, уже в темноте, и наследник престола не мог рассмотреть свое временное обиталище. Да ему, уставшему в дороге и от дорог, было в общем-то все равно, каково оно, здание, в котором ночевать. Он знал, что ему отведут не худшее помещение. Утром цесаревич вышел на балкон, помахал горожанам рукой, но и при свете дня ему было не до обозревания этого в те годы светло-желтого с белой отделкой здания. Вряд ли в его памяти что-то осталось от ночлега в Верхнеуральске.

Здание городской управы, как и положено ему по предназначению, строгое, минимум украшений, ничего «легкомысленного», на плоскости стены ничего не выпирает, не выпячивается. Неброские наличники только тому и служат, чтобы удлинить и без того высокие окна. Четкий ритм высоких окон и есть главное украшение здания.

Случилось так, что в нем я провел целый месяц. В советские годы там располагалась городская больница, где меня оперировали по поводу аппендицита. Аппендицит оказался сложным, и остаться бы мне на операционном столе перед растерявшимся молодым хирургом, если бы где-то в гостях не нашли Михаила Федоровича Сорокина, хирурга, который спас не только меня. Не сразу, но он все же завязал изопревший отросток, и на третьем часу лежания на столе, уже без наркоза, зашил рану, приговаривая: «Потерпи, дорогой, еще потерпи», а старушка-санитарка стояла за мной и полотенцами смывала с моей головы нескончаемый пот. Потом я лежал на койке с ледовой грелкой на животе, смотрел в ночное окно, на стеклах которого тускло светился слой инея, и отрешенно слушал, как на улице вот именно трещал мороз за сорок градусов.

Мир тесен. Много позднее я осознал, что случай свел меня, крестьянского сына, с царским сыном в одном доме, и мы с императором Николаем II смотрели в одни окна и в один потолок. То же самое могут сказать и сотни, если не тысячи, верхнеуральцев.

Ясно, и уже давно, что самому Верхнеуральску свою архитектуру не спасти. Более того, она, архитектура Верхнеуральска, уже не принадлежит только ему. Она — наша, общая. И значит, спасать ее надо всем вместе. К сожалению, с этим утверждением легче согласиться, чем что-то предпринять. В обычае же у нас обычное: снести, а потом сожалеть.
Бескрайней назвали архитектуру Верхнеуральска В. Федосихин и В. Лосев, авторы книги «Патриарх городов Южного Урала». Пока края нет. Но сначала найти бы начало.