Историческая память озера Мыркай, или Как караси спасли первых поселенцев Миасской крепости

Я съездил на озеро Мыркай. Наконец-то. Давно собирался.

Озеро Мыркай мало кто знает. Обычное озеро, рядовое. Таких много. А меня оно привлекло. Объясню, чем: дорогой. Той самой первой дорогой, по которой русские люди «спускались» к югу от обжитой Теченской слободы (теперь это Русская Теча), чтобы заложить свои крепости. На всех старых картах эта дорога проходит мимо озера Мыркай, вдоль его восточного берега.

Карта 1735 года. От Теченской слободы, вдоль Течи, тесно, будто бусы на нитке, нанизаны деревни — Томилова, Парамонова, Фролова, Мельчикова, Околоткова, Попова — вплоть до Калмацкого брода. А ниже — ни одной. Пусто. Белое пятно. Правда, обозначены реки и озера. На месте крепости Миасской — условная буква А. Челябы еще нет. Есть бор Селябской и речка Селябка.

Территория южнее Течи еще не заселена, но уже как-то обследована. Что очень важно, нанесена на карту. На бумагу! Обозначена письменно. До сих пор географические названия башкиры держали в своей памяти, в устной речи. Теперь топонимы зафиксированы документально.

Это могло быть так. Приехал кто-то (прапорщик Михаил Пестриков, геодезист Шишков или кто-то другой) к бору на реке Миасс и спросил у башкир, сопровождавших его: «Как называется этот бор?» Ему ответили: «Селяба». Михаил Пестриков, Шишков или кто-то еще так и записал «Бор Селябской». А речке, текущей вдоль берега, они могли и сами дать имя: «Речка Селябка».

О дороге, проходившей мимо Мыркая. Это именно дорога. Так и отмечено: «Дорога к новостроящейся крепости». На карте, однако, обозначен и тракт полковника Арсеньева к Чебаркульскому озеру, и туда же тракт капитана Житкова. Чем дорога отличается от тракта? Наверное, тракт более наезжен?

На карте 1736 года дорога мимо Мыркая названа «дорогой к Оренбурху». Начерчена она и на карте 1737 года: «Дорога, по которой шел господин полковник Тевкелев».

Тевкелеву-то как раз и было поручено в 1736 году «старание приложить, чтоб по проложенной в прошлом году дороге, которая позади всего башкирского жилья», построить острожки.

Значит, дорога проложена в 1735 году. Проложена — это как? Кто-то ее проложил, отметив ориентиры на местности, а затем вел других? Была ли колея, тропа? Примята ли трава ободом колеса, копытом лошади?

В тех местах и прежде люди ходили-ездили. Например, челябинский краевед В. Поздеев обнаружил документ о том, что при впадении Зюзелги в Миасс камышловские слободчане Сысоевы еще в 1693 году строили Изюльскую слободу. Тогда они освятили место, возвели заплот, но поселиться не смогли.

Считалось, что русские «острожки» строятся «позади всего башкирского жилья». Вроде так оно и было. На карте 1735 года отметкой «юрты» обозначены многие озера за Течей, к западу от нее. Правобережье Течи как будто не было занято башкирами. Тем не менее они противились заселению русскими зауральских равнин. То был извечный племенной закон: аборигены встречали пришельцев враждебно.

Теперь вообразим три точки на карте: Теченская слобода, Верхнеяицкая пристань (Верхнеуральск) и Оренбургская крепость (на месте Орска). 17 июля 1735 года из Теченской слободы через Верхнеяицкую крепость к строящемуся Оренбургу отправился первый обоз – 2 тысячи подвод, груженных 16 тысячами пудов (256 тонн) ржаной муки. Предстояло 600 верст пути.

До Калмацкого брода (Бродокалмак) обоз шел через русские деревни, а затем открылось бездорожье и безлюдье. Березовые колки, болота, ручьи, то пологий склон, то пологий спуск. До озера Мыркай обоз добрался где-то 20 июля. И что? Проехал мимо? Я почему-то надеюсь на то, что у Мыркая обоз остановился передохнуть, тут был привал.

Что потом? Через 40 дней, пережив нападение башкир и осаду, обоз добрался до Оренбурга, а 7 сентября, порожняком, отправился обратно с полковником Тевкелевым и его командой в тысячу человек. В тот год была очень ранняя зима. В середине сентября выпало много снегу, ударили морозы. Не все вернулись в Теченскую слободу. Многие остались в сугробах. И у озера Мыркай, наверное, тоже…

Однако был снаряжен и второй обоз, зимний. Цели он не достиг: башкиры заставили повернуть обратно.

В следующем году, в 1736-м, 20 августа мимо Мыркая проезжал полковник Тевкелев. С командой в тысячу человек, с обозами и пушками, он ехал заложить Челябу.

Через шесть лет по этой дороге следовал путешественник И. Гмелин. В своем дневнике он отметил, что в озере Мыркай водятся караси. Это беглое замечание на самом деле весьма существенно, потому что карасями Мыркая спасался гарнизон только что заложенной Миасской крепости. «И если бы не упомянутое выше озеро Мыркай, — уверяет Гмелин, находясь в Миасской крепости, — то люди здесь все время бы терпели нужду».

И. Гмелин не забыл упомянуть, что на пути от Мыркая до Миасской крепости он пересек сначала ручей Грязный, а потом ручей Ольховку, впадающие в Миасс. «Оба с обеих сторон очень болотисты». Когда-то лишняя вода из Мыркая по этим болотам и ручьям стекала в Миасс.

Чтобы покончить с историей, замечу еще и то, что люди жили на берегах Мыркая и в очень древние, первобытные времена, о чем свидетельствуют раскопки селищ и курганов.

Мне осталось рассказать о Мыркае — таком, каков он сейчас.

Когда по гладкому асфальту мчишься от села Миасского по Бродокалмакскому тракту со скоростью сто километров в час и вспомнишь обозников 1735 года, тебя одолевают смешанные чувства: то ты гордишься современниками, то завидуешь предкам. Нет, все-таки вернуться к ним насовсем я, пожалуй, откажусь, но ужас как тянет на время оказаться там, в том обозе, чтобы все увидеть натурально, доподлинно и достоверно. Потому что, сколько ни напрягай свое воображение, многое пропадет. Потеряются мелочи, как ни странно, особенно желанные.

У моста останавливаемся. Мост новый, в два пролета. Забетонированы откосы. Оставлен проезд и внизу, под мостом, потому что ручей взят в железную трубу. Мутная вода из ивняков стекает в трубу и из нее теряется в ивняках. Ручей этот Гмелин называет Ольховкой, потом его нарекли Ближним, а теперь кто как хочет, так и называет.

Дальше дорога пересекает и второй ручей, Грязный или Дальний. Он пока обходится без моста.

К озеру Мыркай приткнулись два селения — Шумово (большое) и Шибаново (малое). Их связывает старая дорога, вдоль которой тянется полоса желтой акации. А гладкий асфальт сторонится деревень, он выстелился прямиком. Но та, самая первая, обозная дорога, возможно, лежала как раз близко к асфальту, потому как тогда деревень на озере не было и, значит, не было нужды заворачивать к ним.

Озеро Мыркай плоское. Равнинное. Если его, допустим, рисовать и фотографировать, то на картине или снимке будет полоска воды и очень много неба. Только у Шибанова берег чуть-чуть, на какой-нибудь метр, приподнят. Здесь к береговой кромке подступает серенький песочек иногда с галькой, а остальные берега низки и илисты. Озеро мелело, зарастало тростником. На нем возникли зеленые острова. Но большая вода 1994 года сорвала тростниковые корневища со дна, а тростниковые острова прибила к берегам. Озеро вновь очистилось.

На противоположном от Шумово берегу одиноко стоит заимка егеря. По пути к нему только птицы сопровождают нас. Распластался над зарослями лунь. На мелководье кормится лысуха. Вдоль косы белеет колония чаек. Где-то гудит выпь. Среди трав настороженно стоит гусь.

Тут и там по берегу под статными березами сочнозеленые лужайки. Прекрасны на них пятна теней с цветущими одуванчиками. Где помокрее — белые облака цветущей черемухи. В ее зарослях заливается иволга и соловей нехотя подает голос.

Александр Нигматуллин, егерь хозяйства авиаторов.

- Карась-то в Мыркае есть?

- Есть. Попадается весом до двух килограммов. Желтый и серый. Очень вкусный.

- Вкусный?

- Да, жирный и не пахнет тиной.

- А глубина какая?

- Метра три-четыре. Вода пресная, но мутноватая. Родники бьют.

- И птиц много?

- Да, гусь селится в одном углу. Три-четыре семьи лебедей живут. Утром рано, если отойти от берега к лесу, журавли перекликаются. Ну и всякие кулики.

- Уж очень много вокруг Мыркая черемухи…

- Черемухи много. Черная, красная, желтая. Красная крупная, как вишня.

Больше о Мыркае как будто и сказать нечего. Можно прощаться. Но прежде чем уехать, надо постоять на берегу у деревни Шибаново.

Берег как берег. Абсолютно обыкновенный. Вечный. Это и хорошо. Кустится курчавый тысячелистник. Рос ли он тут тогда, в 1735 году? Рос, конечно. Лопухи раскинули свои листья. И тогда они тут могли быть. Поднимается конский щавель. Без него и тогда не обходилось. Остается только вообразить здесь две тысячи подвод, пасущихся лошадей, дымящиеся костры…

На этом берегу Мыркая сошлись две точки — географическая с исторической. Здесь можно опуститься во времени и увидеть то же самое, что наши предки: плоское озеро, кольцо березняков вокруг него и огромное небо с плывущими облаками…

А по гладкому асфальту бешено мчатся автомобили — мимо Мыркая, мимо Шибаново, мимо прошлого… Будто его и не было никогда.

Много знает наша земля, да помалкивает…